Стража Эрмитажа. Интервью директора Эрмитажа Михаила Пиотровского

Стража Эрмитажа. Интервью директора Эрмитажа Михаила Пиотровского

© 2004 Журнал "ИТОГИ" www.itogi.ru 7 декабря 2004 г., No. 48 (442)

Андрей Ванденко, Сергей Тягин (фото)

"Никто и ни при каких условиях не устроит в Эрмитаже частные вечеринки, банкеты или дни рождения. В любом музее России можно, а у нас - нет. Мне, правда, по-прежнему не верят, думают, цену набиваю, но я упорно твержу свое. Это, кстати, ответ и на вопрос о свадьбе дочери Романова. Не проводилось здесь застолий. Враки! У нас элементарно нет сервиза на 200 персон..." - признался в интервью "Итогам" директор Эрмитажа Михаил Пиотровский

Династии бывают не только рабоче-крестьянскими либо монаршими. Говорим Эрмитаж - подразумеваем Пиотровский. Говорим Пиотровский - подразумеваем Эрмитаж. Борис Борисович пробыл директором крупнейшего музея страны 26 лет - с 1964 по 1990 год. Затем отца на посту сменил Михаил Борисович. Директорствует по сей день. 9 декабря Михаилу Пиотровскому исполняется шестьдесят лет - хороший повод для разговора о вечном и сиюминутном.

- Раньше в джентльменский набор интервьюера входили вопросы о неизменном шарфике на вашей, Михаил Борисович, шее и о кошках, живущих в подвалах Эрмитажа...

- Во-первых, спрашивать про это давно запрещено! Как и про музейный сервиз, из которого секретарь Ленинградского обкома КПСС Романов якобы кормил гостей на свадьбе дочери. Во-вторых, на мне не шарфик, а шарф. Он длинный, видите?

- Хорошо, оставим "запретное" на десерт. Я лишь хотел сказать, что к списку протокольных тем в разговоре с вами скоро, похоже, добавится просьба показать заставку на дисплее мобильного.

- Это уже что-то новенькое! Пожалуйста, вот телефон. На экране - Гоген. В коллекции для мобильных - репродукции тридцати картин из Эрмитажа. Их можно за небольшую сумму скачать из Интернета, правда, я по блату получил все бесплатно...

- Нравственных терзаний не испытывали, затевая акцию?

- С какой, собственно, стати? Несколько тысяч человек ежемесячно покупают заставки на нашем сайте. Значит, эксперимент удался. Мы первыми в мире додумались до подобного.

- Эстеты нос кривят: "Фи, попса!" Мол, Ван Гог или Моне в мобильнике - моветон. Как и Моцарт с Чайковским в качестве мелодии для сигнала.

- На такие выпады давно не реагируем. Уровень нашего снобизма столь высок, что можем позволить себе выслушивать замечания лишь от фигур масштаба Филиппа де Монтебелло, директора нью-йоркского Метрополитена. И то исключительно по причине, что он не американец, а француз и носит перед фамилией частицу "де"...

Разговоры про попсу слышу давно. Шквал критики поднялся, когда Эрмитаж вместе с Музеем Гуггенхейма открыл выставочный зал в Лас-Вегасе. Дескать, в город, в котором нет ничего настоящего, кроме денег, везут подлинники произведений искусства. Действительно, решение выглядело нестандартно. Однако уже через месяц в Лас-Вегасе появился магазин первоначально осудившего нас Метрополитена. Сейчас там чудно выставляются и Бостонский музей, и Phillps Collections, и другие. К слову, ошибаются видящие в Лас-Вегасе лишь китч. Это образец постмодернистской архитектуры. Особый шик - показать в фальшивой "Венеции" (так называется огромный отель) нечто настоящее, сделанное великими мастерами.

- Вам нравится эпатировать публику, Михаил Борисович?

- В меру. От всего надо уметь получать удовольствие, иначе скучно жить.

- А как же консерватизм, который, по вашим словам, по рангу положен историку и музейщику?

- Все так и есть: Эрмитаж - безумно консервативное учреждение, где очень много значат традиции!

- Оттого и рекламируете музей на банках с кока-колой?

- На фоне Эрмитажа размещались призывы защищать памятники культуры и архитектуры. К слову, в этом тоже проявился консерватизм, отличающий нас от тех, кто предлагает памятники продавать. Для меня национальная идея не абстрактна, а вполне конкретна: она в музеях, во дворцах, в культурном наследии, нуждающемся в защите любой ценой.

- Но существует грань, дальше которой вы не пойдете в поиске нестандартных решений?

- Есть очевидные табу. Никто и ни при каких условиях не устроит в Эрмитаже частные вечеринки, банкеты или дни рождения. В любом музее России можно, а у нас - нет. Мне, правда, по-прежнему не верят, думают, цену набиваю, но я упорно твержу свое. Это, кстати, ответ и на вопрос о свадьбе дочери Романова. Не проводилось здесь застолий. Враки! У нас элементарно нет сервиза на 200 персон...

Не менее категорично отказываемся от размещения рекламы на фасаде здания. Минувшим летом кое-где у нас стояли строительные леса, и тут же пошли предложения повесить баннер известной фирмы. Деньги сулили немалые. Я не стал даже обсуждать варианты.

Киношников сюда не пускаем. Никаких игровых съемок внутри музея! Эрмитаж - не декорации. Когда-то Сергей Бондарчук снимал здесь "Красные колокола", его группа побила и попортила экспонаты, после чего мы зареклись связываться, какие бы суммы ни обещали. Исключение - Александр Сокуров и его "Русский ковчег". Но это совсем другое! Не то кино, к которому все, увы, привыкли. Режиссер даже уволил несколько человек, заподозренных в непочтительном отношении к Эрмитажу. В итоге фильм получился замечательный.

- Не пойму, директор крупного музея - это больше ученый или менеджер?

- В Америке и в Европе подход принципиально разный. Убежден: музей - не контора по организации выставок, а научная площадка. Возглавлять ее вправе только ученый. Как в Лувре или в Британском музее. Ученый может стать хорошим менеджером, а вот обратный процесс затруднителен. В менеджере все равно живет бизнесмен, коммерческий интерес в какой-то момент может перевесить научный.

- Но ведь и вы выставляли в своих залах BMW.

- Мы же не автосалон открыли, а показали машину, расписанную Энди Уорхолом. Произведение искусства! Обязательно продемонстрируем полную коллекцию, она интересна именно с художественной точки зрения.

- И все же: когда, по-вашему, было легче управлять Эрмитажем - во времена Бориса Борисовича или сейчас?

- На отца давила идеология. Рынок попытался задушить музей экономически. Хуже всего придется, если эти два фактора объединятся.

- К тому идет?

- Государство фактически отказалось от прямой материальной поддержки учреждений культуры, при этом оно намерено осуществлять еще более жесткий диктат через попечительские советы, лицензии, аккредитации и прочие инструменты влияния.

- Все равно Эрмитаж на особом положении. Так было раньше, так остается и сейчас. У вас своя строка в госбюджете, президент России подписал указ о покровительстве музею. Кстати, это сделал Ельцин или Путин?

- Оба. По очереди. Указ, так сказать, вечного действия. Документ появился не сразу, мы несколько раз обращались к Борису Николаевичу с просьбой приехать сюда, особо напирая на то, что ни один советский правитель не переступал порог Эрмитажа в официальном качестве - ни Ленин, ни Сталин, ни Брежнев, ни даже Горбачев. Ельцину идея понравилась, и перед выборами 1996 года он нанес визит. Ничего материального мы не просили, только указ. Я понимал: с такой бумагой и сам у кого угодно деньги зубами вырву. Но Борис Николаевич расщедрился, и нам даже дали средства на покупку экспонатов. Миллиона четыре долларов. Впервые за долгие годы мы смогли приобрести что-то ценное за границей.

- С приходом в Кремль Путина у вас вообще должны были начаться золотые времена.

- Президент ведь не может делать нам подарки. Он помогает, создавая условия. Иногда скажет что-нибудь полунамеком об Эрмитаже, а окружение чутко уловит сигнал. Или, например, приведет сюда Тони Блэра, а я потом хожу по кабинетам чиновников и спонсоров с фото высоких гостей... Но не думайте, будто мы так уж благоденствуем. Скажем, у Русского музея бюджет побольше нашего.

- Вы еще возглавляете Всемирный клуб петербуржцев. Если учесть, что половина питерских сейчас перебралась в Москву...

- Знаете, у тех, кто перебрался, свои клубы, и далеко не во все я вхож... К тому же выходцы из Петербурга бывают разные, факт землячества не всегда помогает, хотя то, что люди не забывают родной город, вызывает уважение. Такое случается, пожалуй, впервые в новейшей советско-российской истории. Днепропетровск не был обласкан при Брежневе, как и Свердловск при Ельцине.

- Михаил Ходорковский по-прежнему состоит в вашем попечительском совете?

- У нас нет оснований для исключения, а он заявления с просьбой об уходе не подавал. У нас был и другой меценат, который сидел в тюрьме. Правда, в американской. Альфред Таубман, экс-глава правления и фактический владелец аукциона "Сотби". Его судили за сговор в ценах. Тоже показательная порка: мол, и в США богатые плачут. В истории с Ходорковским жаль одного: замышляли интересные проекты, но не успели реализовать. С олигархами такое случается: то сума, то тюрьма.

Да, в России пока почти нет настоящих меценатов. Но спасибо, хоть спонсоры появились! На все нужно время. Обычно у третьего поколения возникает некое понимание жизненного предназначения. Возьмите тех же Мамонтовых, Морозовых, Щукиных: деды с отцами деньги зарабатывали, а внуки театры строили и галереи открывали.

- Зато наши современники футбольные клубы скупают и высиживают яйца Фаберже...

- Не надо форсировать, просить, давить, вымогать. Будем терпеливы. Абрамович заказал и купил у нас несколько дорогих книг: он, оказывается, еще и библиофил! Вексельберг скоро привезет свою коллекцию в Эрмитаж. Уже прогресс! А дальше - поглядим. Все равно в здании Главного штаба мы откроем музей Фаберже. Правда, в нем пока нет яиц.

- О том и речь! В каком-то из интервью вы с гордостью говорили о купленном на аукционе веере эпохи Павла Первого. Разве это, извините, уровень для Эрмитажа?

- Учитесь видеть прелесть в мелочах. Мы привыкли мыслить глобально, каждый мечтает заработать миллион, на меньшее не согласен, оттого сидит на печи и бездельничает. Это подлинная национальная трагедия! Нет, напрасно вы так о веере. Для меня любая приобретенная вещь - радость, маленькая победа. Из этих завоеваний и состоит жизнь. Надо мной иногда смеются, но в Эрмитаже с праздником открывают каждую новую дверь. Даже если она ведет в туалет.

- Не зря вы, Михаил Борисович, несколько лет назад удостоились звания лучшей PR-персоны.

Михаил Пиотровский: "Нашему делу нельзя научиться за год или два. Тут надо жизнь прожить". На фото: директор Эрмитажа со студентами

- Да, то был тяжелый год борьбы с клеветой, приходилось активно разоблачать лжецов.

- Сейчас вас оставили в покое проверки Счетной палаты, прокуратуры?

- Контролеры ходят по кругу. Одни сменяют других. Мы привыкли. Музей не склад, инвентаризацию за день и даже за месяц не проведешь. Неприятно другое. Самые абсурдные обвинения касаются подмены или пропажи экспонатов. Да, у нас три миллиона единиц хранения, но треть из них - монеты и медали, столько же различных археологических предметов, примерно полмиллиона гравюр и рисунков. А шедевров, представляющих сверхбольшую ценность, штук 300-400. Как их подделать, если они постоянно на виду?.. С остальным же возиться глупо.

- Но у нас ведь как: работаешь на стройке - тащишь гвоздь, в магазине - кусок сыра. А если в музее, то картину?

- Про гвоздь и сыр не знаю, но незаметно похитить экспонат из Эрмитажа нельзя. Слишком много ловушек расставлено для жуликов, мимо не проскочишь. Впрочем, дело не в технических хитростях, а в людях. Рискну утверждать: у нас сформировалась своеобразная музейная каста с особым корпоративным духом. Даже поговорка есть: мол, в Эрмитаж входят через Малый подъезд, а выходят через Октябрьский, место панихид по умершим сотрудникам... Нашему делу нельзя научиться за год или два. Тут надо жизнь прожить.

- Как вы?

- Да, помню, как в Арсенале играл с оружием, как с братом собирал в музейном дворике желуди - у кого больше... И сейчас дети сотрудников постоянно крутятся здесь. Вырастают и приходят работать. Считаю, так и должно быть.

- Отец готовил вас в преемники?

- В советское время такой вопрос даже не возникал. О какой династии речь, если мне запрещали служить под папиным началом, и я 20 лет трудился в Институте востоковедения? В 1992 году меня назначали на должность постановлением правительства России. Впрочем, нигде в мире прежде тоже не было традиций преемственности на директорском посту. Речь, разумеется, о самых крупных музеях. Теперь нечто подобное случилось в Филадельфии, Кливленде... Мы подали пример.

- У вас контракт?

- На пять лет с правом продления. Всех перевожу на такую систему. Это дисциплинирует.

- Борис, сын, служит в Эрмитаже?

- Нет, он не в штате музея, хотя и работает в фирме, сотрудничающей с нами. По профессии сын менеджер, учится в аспирантуре, но свободное время проводит здесь, крутится в отделе компьютерной техники.

- К созданию музейного сайта в Интернете он причастен?

- Безусловно! К слову, наш сайт по-прежнему остается лучшим в мире среди себе подобных.

- Любому уважающему себя дворцу полагается иметь призрака. У Зимнего с этим делом как?

- Привидение - душа безвинно убиенного, а у нас здесь все живое. Правильнее, наверное, говорить об историческом духе, которым пропитаны эти залы и коридоры. В одной комнате умирал Александр Второй, в другой арестовывали Временное правительство...

- Вы Эрмитаж в какое время суток больше любите?

- В любое. Когда белые ночи и нет посетителей. Когда много детей. Нравится наблюдать за людьми, которые к нам приходят...

- Как и предупреждал, на десерт вопрос о кошках. Они тут были всегда?

- Даже есть специальный указ императрицы Елизаветы Петровны о том, чтобы их сюда привезли. Почему-то из Казани. К животным я отношусь хорошо, у нас дома кот жил, а на расспросы болезненно реагирую из-за того, что после каждой такой публикации в Эрмитаж начинают подбрасывать котят, а здесь все же не котоприемник.

- Сколько четвероногих стоит у вас на довольствии?

- Пятьдесят штук. Но они не на довольствии. Люди сами собирают средства. В этом есть некий жест соучастия.

- Но кошки мышей-то ловят?

- Обязательно! Раз полностью избавиться от подобной напасти нельзя, хотя бы защищаемся от нашествий.

- И про шарфик... Извините, про шарф, Михаил Борисович. Может, он подчеркивает кастовую принадлежность? Знаю, директора Лувра и Метрополитена тоже не расстаются с этой деталью гардероба.

- Мне так нравится. И всегда нравилось. Но раньше было нельзя, а теперь можно. Везде, где хочется. И в Кремле, и на светском рауте. Жена уверена, что во мне востоковед говорит, привычка заворачиваться в бедуинскую накидку. Может, и правда - такая форма самозащиты...

Санкт-Петербург - Москва